Эхо войны
«Мой друг, Ганс!
Сильно сомневаюсь, что ты получишь это письмо, но всё же искренне на это надеюсь. Быть может, оно останется единственным упоминанием о проекте «Мьёлнир», в котором я принимаю непосредственное участие.
Как ты знаешь наши дела на Восточном фронте после Сталинграда с каждым днём всё хуже. Русские отвоёвывают города с демонической быстротой. Боевой дух солдат Рейха оставляет желать лучшего. Всё чаще я слышу о дезертирствах.
Лишь крупная победа может как-то улучшить ситуацию. В связи с этим и был создан наш проект. Задачей которого являлось создать новую, мощнейшую по силе бомбу. Будучи сброшена в тыл к русским, она должна была в корне изменить ситуацию, так как сила её взрыва настолько высока, что способна изменить русла и направления рек.
Работу проекта курировал сам фюрер. Мы трудились день и ночь, наконец «божественный молот» был выкован. Но здесь нас ждала неудача – самолет, нёсший бомбу, пропал. Нам ничего не известно о его судьбе. Как ты понимаешь, взрыва не случилось, бомба не детонировала. Остаётся только гадать: был ли самолёт сбит или исчез по какой-либо другой причине, что если среди птенцов Геринга завелись предатели.
В данный момент обсуждается возможность создание второго экземпляра «молота», но его взрыв неминуемо приведёт к детонации «старшего брата», если тот конечно лежит где-то на территории России, два таких взрыва Европа не выдержит. С другой стороны, если бомба дезактивирована (но это вряд ли, во всём мире не найдётся учёного или сапёра способного на это), «младший брат» наше спасение. Геринг клянётся, что сам поведёт самолёт с бомбой. Он готов принести себя в жертву для победы Рейха.
Всё же я надеюсь на отказ от создания второй бомбы. Слишком это опасно – Европа и Азия могут оказаться разделены проливом от Белого моря до Чёрного. Это просто ужас. Потомки нам не простят.
Если проект ликвидируют, ты один сможешь поведать правду миру.
Надеюсь, твоя рука уже срослась.
Больше я не могу писать. Прощай!
Слава фюреру!
Клаус Лютген».
Письмо было перехвачено отделом внутренней безопасности. Отправитель расстрелян. Проект закрыли, уничтожив все документы и разработки.
Когда только поступаешь в первый класс, школа кажется чем-то таинственным, сказочным. Первоклашки всегда с охотой бегут на занятия, порой даже за час до их начала. Позднее, в классе седьмом-восьмом, учиться поднадоедает, и ученики ходят на занятия лишь бы отучиться и освободиться для своих дел. В одиннадцатом понимаешь, как замечательно быть школьником, хочется остаться ещё на пару лет, но нет. Впереди взрослая жизнь – институт или армия, кому что выпадет. А школа остаётся в прошлом.
Подобные мысли проносятся в голове чуть ли ни каждого выпускника. И как они правдивы!
Снег сошёл буквально неделю назад. На школьной площадке было совсем сухо. ОБЖисты на пару с физруками выгнали десятые классы на улицу маршировать – готовиться ко дню победы, хотя до праздника ещё почти месяц. Ребята постоянно сбивают строй, толкаются, кричат, кто-то блистает своим знанием ненормативной лексики. Глядя на них, Андрей невольно усмехнулся:
– Давайте, давайте. И мы также мучились. Теперь ваша очередь, друзья.
Он сидел, расстелив на траве куртку, и радовался последним школьным денькам. Ещё каких-то два месяца и гуд бай родная школа, здравствуй чужой институт.
– Смертин, почему не на уроке? – крикнул ОБЖист, обращаясь к «зрителю».
– Андрей Петрович, у меня уже уроки кончились. Химички нет.
– А чего домой-то не идёшь?
– Да интересно посмотреть стало.
Нечего здесь смотреть. Сам будто не маршировал. Топай-давай!
С неохотой Андрюха поднялся, подхватил куртку и сумку, и поплёлся к воротам. Домой не хотелось. Можно в магазин заглянуть, благо четвертак валялся в кармане ещё с марта месяца.
В начальных классах сегодня было по четыре урока, потом какой-то концерт в кинозале. Но ни Сережка, ни Мишка на него не пошли, а пошли они на речку. Не купаться, конечно, апрель всё-таки, вода как лёд, а так полюбоваться. Пейзажи там загляденье, да и по пути домой, крюк минимальный.
Уже на склоне ребята поняли, что что-то не то творится. Возле тропинки стояла грузовая машина, вокруг было полным-полно народу.
Малыши стали протискиваться через толпу, есть огромное преимущество быть третьеклассником (конечно, если не сидишь в классах по несколько лет), маленький рост позволяет пробраться там, где взрослые верзилы вынуждены остановиться.
Повсюду, перебивая друг друга, болтали зеваки:
– Что случилось? Знает кто?
– Убили кого-то, наверно?
– Кого?
– Чёрт его знает. Народу много, видать кого-то важного.
– Так то ж военные. Может, вообще, ничего не случилось, просто учения.
– Сроду здесь учений не было.
– Не было, а теперь будут.
Наконец ребята вышли на край склона. Почти возле самой реки, около промоины столпились несколько человек в военной и милицейской форме. Один с погонами лейтенанта, что-то орал остальным, наконец, несколько солдат стали подниматься вверх, в сторону зевак.
– Расходитесь! Ничего вам здесь делать.
– Что случилось, служивый? – выкрикнул кто-то из толпы.
– Бомбу нашли.
Как интересно иногда бывает в магазине. Здесь множество товаров, а ты просто стоишь и любуешься, не в силах сделать выбор, просто глаза разбегаются.
Андрей очень любил маленькие фигурки-сувениры, у него было около двадцати штук: самураи, монахи, различные животные. Не устоял он и сейчас. За пятнадцать рублей купил симпатичную обезьянку с мечом в руках. Оставшийся червонец он решил оставить на будущее.
Выйдя из магазина, выпускник некоторое время постоял у дверей, решая куда направиться. Очень тянуло вернуться к школе, ведь осталось всего два месяца. Потом ни ногой. Скоро перемена с кем-нибудь можно будет постоять. Почему бы и нет.
Обычная бомба времён Второй Мировой войны. Сколько таких лейтенант видел на своём веку и не сосчитать... Каждую весну земля выдаёт эти сюрпризы, на корпусе что-то написано. Удивительно, что краска ещё держится, сколько лет прошло. Хотя в Третьем Рейхе за всё брались основательно, покрасили, так на века, неважно, что объект покраски должен погибнуть через неделю.
Немецкий знали многие, но понять ту белиберду, что здесь была никто не смог.
«Эти олухи ещё людей не отогнали» – мелькнула мысль. Хоть и далеко до людей, взрывом может и не достанет, а рванёт, склон может поползти.
– Какого чёрта! – взревел офицер – столпились, блин. В оцепление все, быстро! Пока спецгруппа не приехала.
Что-то бурча под нос, солдаты побрели на свои места.
Плевать, что по инструкции он подходить к бомбе не должен, лучше он, чем кто-то из гражданских. А то найдётся любопытный, оцепление проскочит («было бы, что проскакивать»). Лучше выговор, чем такое пятно на совести.
Взрывать находку здесь было опасно, недалеко мост. Можно его повредить. Поэтому из части вызвали спецмашину для перевозки её на полигон.
Прозвучал звонок. Из открытых дверей ринулся поток учеников, спешащих кто куда – одни домой, другие, в туалет, третьи покурить прямо здесь, гонять некому – все учителя заняты: кто на концерте, кто на маршировке, а кто-то готовится к следующему уроку.
– Здорово, Андрюха! – знакомый девятиклассник направился в сторону выпускника. – Чего стоишь?
– Да вот всё школой любуюсь. Последний год, чай.
– Я может тоже последний – в техникум хочу поступать. Ты как – домой идёшь?
– А, пошли!
Солнце светило ярко. День был воистину прекрасный. А два выпускника – одиннадцати- и девятиклассник шли домой.
Когда приехала машина. Солдаты осторожно, на руках, погрузили страшную находку. На полигоне так же осторожно выгрузили. Установили на положенном от укрытия расстоянии. Всё было готово, чтобы произвести взрыв.
– Все готовы? – лейтенант осмотрел собравшихся, в окопе солдат. – Рот приоткройте, а то уши повредить может. Ну, с богом!
– Андрюха, слышь! А трудно учиться в десятом-одиннадцатом?
– А ты не майся дурью – поступать он вздумал, будто после школы нельзя будет – тогда и узнаешь.
Но девятиклассник так и не узнал, каково учиться в десятом, не узнал он каково и в техникуме.
Яркая вспышка озарила небо.
Полигон, школа, ребята, весь городок со всеми жителями и постройками буквально испарились. Разрушению подверглись населённые пункты на сотни километров вокруг. Эхо взрыва – эхо войны можно было слышать даже в Берлине, где его и услышал, потерявший руку в той далёкой войне, Ганс Браун, так и не получивший письмо от своего друга Клауса Лютгена.
А на Русской равнине впервые было зарегистрировано землетрясение.
________________
Content-Disposition: form-data; name="sort"
50
|
